Когда-то давно из моих пустых карманов лепестки выпадали сами, в нагрудном пряталось солнце, и в дружбу верилось, как в святыню. А потом меня зашили контрастной нитью длинными стежками поперек позвоночника, погасив солнце за ненадобностью и заперев обетованную землю от моих полуживых шагов.
Друзья выпадали из моих пустых ладоней разочарованными мотыльками. И то ли я не оправдывала их жадных надежд, то ли они сами обманывались скоротечностью алых цифр в календаре. Они неизменно уходили, оставляя после себя главное – мою прохудившуюся еще на одну жизнь душу. И плакалось всегда в одиночестве, и не с кем было разделить дождь и бессонницу.
Мне нечем было платить за дружбу. В моих пустых карманах жили лишь лепестки и птицы, а зашитое в нагруном сердце искало любви, а не ночлега среди чьих-то повторяющихся историй. Мне верилось в такую дружбу, в которой можно жить без прикосновений, в которую, не видясь годами, можно вернуться как в прекрасное вчера, не слыша ни упреков, ни забитых гвоздями в запястья вопросительных предложений.
Не найдя ни любви, ни дружбы я упала посреди улицы и меня еще долго обходили, наступая на лепестки и птиц. Или я просто не там искала? Или у меня не хватило сил перестать спасать разочарованных мотыльков и не просить ночлега у запертой обетованности? И что-то долго искомое было в моем разбросанном среди лепестков и птиц силуэте, что-то настолько правдивое, что меня наконец нашли, протянув мне в ладонях и дружбу и любовь трепещущей от взаимности бабочкой.
Мои друзья нанизаны на материки и страны редкими и красивыми цветами. Они не ждут моих ежедневных шагов. Они умеют радоваться редким встречам и искренности сердцебиений, зная все об обетованности и легкости предстоящего. Моя дружба неотделима от любви. Они обе живут в священной принадлежности одному мужчине.
(Анастасия Волховская).