"Говорят, нынче в моде седые волосы,
И «седеет» безумно молодость.
И девчонка лет двадцати
Может гордо седою пройти.
Но какому кощунству в угоду,
И кому это ставить в вину.
Как нельзя вводить горе в моду,
Так нельзя вводить седину.
Память, стой, замри! Это надо.
То из жизни моей -- не из книжки…
Из блокадного Ленинграда
Привезли седого мальчишку.
Я смотрела на чуб с перламутром
И в глаза его очень взрослые.
Среди нас он был самым мудрым,
Поседевший от горя подросток.
А ещё я помню солдата.
Он был контужен взрывом гранаты.
И оглох… И навек онемел…
Вот тогда, говорят, поседел.
О, седая и мудрая старость.
О, седины неравных боёв.
Сколько людям седин досталось
От неотданных городов.
А от тех, что пришлось отдать --
Поседевших не сосчитать.
Говорят, нынче в моде седины…
Нет, не мода была тогда:
В городах седые дымины,
И седая в селе лебеда.
И седые бабы-вдовицы,
И глаза, седые от слёз,
И от пепла седые лица
Над холмом поседевших берёз.
Пусть сейчас не война… Не война…
Но от горя растёт седина.
… Эх ты, модница, злая молодость.
Над улыбкой седая прядь…
Это даже похоже на подлость…
За полтинник седою стать.
… Я не против дерзости в моде,
Я за то, чтобы модною слыть.
Но седины, как славу, как орден
Надо, выстрадав, заслужить!…"
И «седеет» безумно молодость.
И девчонка лет двадцати
Может гордо седою пройти.
Но какому кощунству в угоду,
И кому это ставить в вину.
Как нельзя вводить горе в моду,
Так нельзя вводить седину.
Память, стой, замри! Это надо.
То из жизни моей -- не из книжки…
Из блокадного Ленинграда
Привезли седого мальчишку.
Я смотрела на чуб с перламутром
И в глаза его очень взрослые.
Среди нас он был самым мудрым,
Поседевший от горя подросток.
А ещё я помню солдата.
Он был контужен взрывом гранаты.
И оглох… И навек онемел…
Вот тогда, говорят, поседел.
О, седая и мудрая старость.
О, седины неравных боёв.
Сколько людям седин досталось
От неотданных городов.
А от тех, что пришлось отдать --
Поседевших не сосчитать.
Говорят, нынче в моде седины…
Нет, не мода была тогда:
В городах седые дымины,
И седая в селе лебеда.
И седые бабы-вдовицы,
И глаза, седые от слёз,
И от пепла седые лица
Над холмом поседевших берёз.
Пусть сейчас не война… Не война…
Но от горя растёт седина.
… Эх ты, модница, злая молодость.
Над улыбкой седая прядь…
Это даже похоже на подлость…
За полтинник седою стать.
… Я не против дерзости в моде,
Я за то, чтобы модною слыть.
Но седины, как славу, как орден
Надо, выстрадав, заслужить!…"
(М.Румянцева).
"Не напоказ, не лыко в строчку,
А по велению души,
Молиться надо в одиночку.
И – по возможности – в глуши.
И если будет очень трудно
И боль хлестнет через края,
Молиться надо не прилюдно,
Бо тайна велика сия.
Будь неподкупен в каждом чуде,
И не ищи других дорог.
Молись, когда не видят люди,
Когда вас двое: ты и Бог."
(С.Островой)
А по велению души,
Молиться надо в одиночку.
И – по возможности – в глуши.
И если будет очень трудно
И боль хлестнет через края,
Молиться надо не прилюдно,
Бо тайна велика сия.
Будь неподкупен в каждом чуде,
И не ищи других дорог.
Молись, когда не видят люди,
Когда вас двое: ты и Бог."
(С.Островой)
"У ангелов крылышки чёрные. Я утверждаю. Чёрные.
Я видел такого ангела, что в Библии нету таких!
Перед его белизною — снега отступали горные.
И даже стеснялись лебеди, когда он глядел на них.
Он мог, если вам угодно, любой прозвенеть струною.
Тонкою или толстой. Как пожелаете вы.
Но я утверждаю, — слышите! — под этою белизною
Пряталось очень чёрное. От пяток до головы.
Я помню этого ангела. Он был белокур и светел.
Очень добролюбивым. Услужливым. И живым.
Но каждое доброе дело он галочкой жирной метил.
И в аппарате бога считался передовым.
К нему приходили старцы. К нему приходили вдовы.
Дети погибших воинов шли к нему в кабинет.
Уста его были сахарны. Улыбки были медовы.
Ангельская сорочка всё время струила свет.
Я тоже бывал у ангела, как грешнику полагается.
Любил он играть мелодии на нежной своей трубе.
Бойтесь улыбок ангела! Ангелы притворяются.
Ангелы улыбаются только самим себе.
Как я её ненавижу, дежурную эту гримасу.
Это движение кожи без движенья души.
Они надевают гримасу и не снимают по часу.
И держат для обозрения. Хоть ямбом про них пиши.
Ангелы белокожие. Грудь в золотом горошке.
Каждый из них при встрече вдвое себя согнёт.
Но не встречайся с ангелом ночью на узкой дорожке —
Он, улыбаясь ласково, в пропасть тебя столкнёт.
Что ему надо, ангелу? Ангелу надо немного.
Только сводить исправно балансы добра и зла.
Бога встречать у порога. И провожать до порога.
И жить на земле не страшно. Недаром она кругла.
Я виделся с этим ангелом. Он был белокур и светел.
И очень гордился крыльями. И белизной своей.
Но каждое доброе дело он галочкой чёрной метил.
С тех пор не люблю я ангелов. А просто люблю людей."
(С.Островой).
Я видел такого ангела, что в Библии нету таких!
Перед его белизною — снега отступали горные.
И даже стеснялись лебеди, когда он глядел на них.
Он мог, если вам угодно, любой прозвенеть струною.
Тонкою или толстой. Как пожелаете вы.
Но я утверждаю, — слышите! — под этою белизною
Пряталось очень чёрное. От пяток до головы.
Я помню этого ангела. Он был белокур и светел.
Очень добролюбивым. Услужливым. И живым.
Но каждое доброе дело он галочкой жирной метил.
И в аппарате бога считался передовым.
К нему приходили старцы. К нему приходили вдовы.
Дети погибших воинов шли к нему в кабинет.
Уста его были сахарны. Улыбки были медовы.
Ангельская сорочка всё время струила свет.
Я тоже бывал у ангела, как грешнику полагается.
Любил он играть мелодии на нежной своей трубе.
Бойтесь улыбок ангела! Ангелы притворяются.
Ангелы улыбаются только самим себе.
Как я её ненавижу, дежурную эту гримасу.
Это движение кожи без движенья души.
Они надевают гримасу и не снимают по часу.
И держат для обозрения. Хоть ямбом про них пиши.
Ангелы белокожие. Грудь в золотом горошке.
Каждый из них при встрече вдвое себя согнёт.
Но не встречайся с ангелом ночью на узкой дорожке —
Он, улыбаясь ласково, в пропасть тебя столкнёт.
Что ему надо, ангелу? Ангелу надо немного.
Только сводить исправно балансы добра и зла.
Бога встречать у порога. И провожать до порога.
И жить на земле не страшно. Недаром она кругла.
Я виделся с этим ангелом. Он был белокур и светел.
И очень гордился крыльями. И белизной своей.
Но каждое доброе дело он галочкой чёрной метил.
С тех пор не люблю я ангелов. А просто люблю людей."
(С.Островой).
читать дальше
Доброго утра! Хорошего настроения и удачного дня!